Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. 
 Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты. 
 На живых порыжели от крови и глины шинели, 
 на могилах у мертвых расцвели голубые цветы. 

 Расцвели и опали... Проходит четвертая осень. 
 Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят. 
 Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел, 
 нам досталась на долю нелегкая участь солдат. 

 У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя - 
 только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны, 
 все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое, 
 что отцами-солдатами будут гордится сыны. 

 Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется? 
 Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен? 
 Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,- 
 у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен. 

 Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит, 
 и не надо погибшим, чтоб живые любили за них. 
 Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате. 
 Разве горю такому помогут рыданья живых? 

 Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. 
 Кто в атаку ходил, кто делился последним куском, 
 Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели 
 приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском. 

 Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают 
 эту взятую с боем суровую правду солдат. 
 И твои костыли, и смертельная рана сквозная, 
 и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,- 
 это наша судьба, это с ней мы ругались и пели, 
 подымались в атаку и рвали над Бугом мосты. 

 ...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели, 
 Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты. 

 А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой, 
 все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,- 
 пусть нами пива наварят и мяса нажарят к обеду, 
 чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы. 

 Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям, 
 матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя. 
 Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем - 
 все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.